Гай Юлий Цезарь. Записки о галльской войне. “Записки” Цезаря - основной источник по истории галльских воин и истории гражданской войны в Риме Автором записок о галльской войне являлся

ЗАПИСКИ О ГАЛЛЬСКОЙ ВОЙНЕ

Гл. 30 – 31. [После того как Цезарь окончил войну с гельветами, к нему явились в качестве послов вожди галльских племен. Представитель племени эдуев Дивитиак обратился к Цезарю с речью, в которой указал, что уже много лет назад вся Галлия разделилась на две враждующие партии: во главе одной из них стоят эдуи, во главе другой – арверны. Последствия этой борьбы и вызванного ею найма германских войск Дивитиак изображает в следующих словах: ]

Гл. 31. …Арверны и секваны пригласили [на помощь ] германцев за плату. Сначала германцев перешло к ним через Рейн около 16 тысяч человек. Но после того как этим диким варварам понравились и земля, и образ жизни, и богатства галлов, их переправилось очень много: в настоящее время их набралось в Галлии до 120 тысяч. Эдуи и подвластные им племена не раз вступали с ними в битву, но потерпели тяжелое поражение и потеряли всю свою знать, всех членов совета старейшин и всю конницу. [В результате этого поражения эдуи принуждены были подчиниться владычеству секванов. ] Но победители секваны попали в еще худшее положение, чем побежденные эдуи, так как король германцев Ариовист водворился в их стране и захватил третью часть земли секванов, которая является лучшей во всей Галлии; теперь же он приказывает им освободить ему еще одну треть, потому что несколько месяцев назад к нему прибыли 24 тысячи гарудов, которым нужно приготовить место для их поселения. И будет так, что через несколько лет всех галлов прогонят из пределов Галлии, а [на их место ] через Рейн переправятся все германцы, так как ни землю галльскую нельзя сравнивать с землей германцев, ни образа жизни тех и других. А Ариовист, после того как однажды победил боевые силы галлов в сражении при Адмагетобриге1, стал властвовать надменно и жестоко, требовать в заложники детей самых знатных [галлов ] и подвергать их всяческим жестоким наказаниям и мучениям, если только какое?нибудь его приказание не исполняется немедленно. Человек он дикий, заносчивый, дерзкий. Его владычество невозможно долее переносить. И если нельзя будет добиться помощи у Цезаря и у римского народа, то всем галлам придется сделать то, что сделали гельветы, – выселиться из своей страны и искать себе новую родину, новых мест для поселения, подальше от германцев, попытать счастья на чужбине, что бы там ни случилось. Узнавши об их обращении к Цезарю, Ариовист, без сомнения, подвергнет самым тяжким мучениям всех находящихся у него заложников.

Но Цезарь может либо своим личным авторитетом, либо [силами ] своего войска, недавно одержавшего победу, либо от имени римского народа воспротивиться тому, чтобы еще более великое множество германцев перешло через Рейн, а также защитить всю Галлию от насилий со стороны Ариовиста.

Гл. 32. [После окончания речи Дивитиак разъяснил Цезарю, что секваны еще больше страдают от владычества Ариовиста, чем прочие галльские племена ,] ибо остальным галлам по крайней мере открыта возможность бегства, в то время как секваны, которые приняли Ариовиста в пределы своей территории и города которых (oppida) находятся в его власти, принуждены безропотно сносить всякие мучения [какие только можно себе представить ].

Гл. 33. [Цезарь обещал галлам свою поддержку .] Целый ряд соображений побуждал его обдумать это дело и вмешаться в него: прежде всего он считал пред лицом римского могущества унизительным для достоинства своего и всего римского государства, что эдуи, которых сенат неоднократно именовал братьями и кровными родичами римлян, попали теперь под власть германцев и в рабство к ним и что они принуждены были дать заложников Ариовисту и секванам. Кроме того, он видел, что если германцы постепенно привыкнут переходить Рейн и их наберется в Галлии много, то это явится большой опасностью для самого римского народа; он понимал, что, овладевши всей Галлией, германцы – эти дикие варвары – не удержатся от нашествия на римскую провинцию2, а оттуда на Италию, как это некогда и сделали кимвры и тевтоны, тем более что провинция отделяется от страны секванов всего лишь рекой Роданом… К тому же Ариовист набрался такой спеси и наглости, что терпеть этого больше нельзя.

Гл. 34. [Ввиду всего этого Цезарь решил вступить с Ариовистом в переговоры. В ответ на предложение Цезаря избрать нейтральный пункт для этих переговоров Ариовист велит своим послам передать Цезарю следующее: ] Если бы ему понадобилось что?нибудь от Цезаря, то он сам пришел бы к нему; если же тот чего?нибудь хочет от него, то ему и следует прийти [к Ариовисту ]. Кроме того, он не решается явиться без войска в те части Галлии, которые занимает Цезарь; стянуть все войско в одно место он не может без большого количества припасов и всяческих затруднений. Наконец, ему кажется удивительным, что у Цезаря, да и вообще у римского народа может быть какое?нибудь дело до его Галлии, которую он [Ариовист ] покорил войной.

Гл. 35. [Тогда Цезарь послал сказать Ариовисту: ] если в благодарность за то, что римский сенат в консульство Цезаря3 признал его королем и другом, он хочет отплатить Цезарю и римскому народу отказом от личного свидания для переговоров по вопросу, касающемуся их общих интересов, то Цезарь предъявляет ему следующие требования: во?первых, не переводить больше из?за Рейна людей в каком бы то ни было количестве; затем вернуть эдуям заложников, которых он от них имеет, и позволить секванам отдать тех, которые у них находятся; не раздражать эдуев никакими обидами, не затевать войны ни с ними, ни с их союзниками. [В случае невыполнения этих требований Цезарь угрожал Ариовисту своим вмешательством в галло-германсше отношения и своим выступлением на стороне эдуев. ]

Гл. 36. На это Ариовист отвечал: право войны таково, что победители распоряжаются побежденными, как хотят, и сам римский народ привык распоряжаться побежденными по своему произволу, а не по указаниям других. И если он не указывает римскому народу, как ему следует пользоваться своим правом, то и римскому народу не следует ставить ему препятствий к осуществлению его права. Эдуи сделались его данниками, потому что попытали военного счастья, вступили в борьбу с оружием в руках и были побеждены. Цезарь учинил по отношению к нему [Ариовисту ] большую несправедливость тем, что своим прибытием уменьшил его доходы. Он не вернет эдуям заложников; воевать с ними и с их союзниками он не станет, если они будут соблюдать уговор и ежегодно платить ему дань; если же они этого не будут делать, то титул братьев римского народа нисколько им не поможет. Что касается того, что Цезарь не намерен оставлять обиды эдуев безнаказанными, то [пусть знает, что ] никто еще из тягавшихся с ним [Ариовистом ] не остался цел. Пусть Цезарь вступит с ним в борьбу с оружием в руках когда угодно: он узнает тогда, что значит храбрость непобедимых германцев, в высшей степени искусных в войне и в течение четырнадцати лет не видавших над собой крова.

Гл. 37. [В это самое время к Цезарю явились послы от эдуев и треверов. Эдуи жаловались на то, что ] недавно переправленные в Галлию гаруды опустошают их страну и что они не могут купить себе покоя даже тем, что дали Ариовисту заложников. Треверы же сообщили, что свевы из ста округов расположились на берегу Рейна и собираются переходить через него и что во главе их стоят два брата Назуа и Цимберий. Цезарь, сильно встревоженный этим [известием ], решил, что ему нужно торопиться, чтобы не затруднить самому себе [предстоявшее ] сопротивление [германцам ], если бы новый отряд свевов соединился с прежними боевыми силами Ариовиста. Поэтому, собрав с возможно большей быстротой запасы провианта, Цезарь ускоренным маршем двинулся против Ариовиста.

Гл. 38. [На третий день похода он узнал, что Ариовист ] идет со всем своим войском, чтобы захватить Везонцион, самый большой город секванов, и что он уже продвинулся на три дня пути от занимаемой им территории.

[Цезарь считал нужным во что бы то ни стало помешать Ариовисту занять Везонцион, который представлял собою в стратегическом отношении весьма выгодную позицию. Цезарю удалось занять его раньше Ариовиста, и он поставил там свой гарнизон. ]

Гл. 39. В продолжение нескольких дней, которые Цезарь провел под Везонционом, собирая запасы продовольствия, его воины собирали сведения о германцах со слов галлов и купцов, и те им сообщили, что германцы – люди огромного роста, невероятной храбрости и в высшей степени опытны в военном деле; что у них не раз бывали стычки с германцами и они не могли вынести одного их вида и пронзительного взгляда. [Под влиянием таких рассказов в войске Цезаря стала распространяться паника; поговаривали даже, что воины откажутся от выступления .] Некоторые, не желая признаваться в своей трусости, уверяли, что их страшат не враги, но теснины, встречающиеся по дороге, и расположенные между обоими войсками огромные леса и что они опасаются, возможно ли будет в достаточном количестве и надлежащим образом подвозить провиант.

Гл. 40 и 41. [Однако Цезарю удалось поднять дух своего войска искусно построенной речью, в которой он указал, что Ариовист раньше очень добивался дружбы римского народа, что римляне уже не раз одерживали победы над германцами, например в войне Мария с кимврами и тевтонами, а также при усмирении восстания рабов в Италии 4, и что если Ариовист одолел галлов, то не столько своей храбростью, сколько хитро рассчитанным планом. Выступивши в поход, Цезарь на седьмой день ускоренного марша узнал от своих разведчиков, что войско Ариовиста находится в двадцати четырех тысячах шагов от римского 5.]

Гл. 42. [Узнав о приближении Цезаря, Ариовист сам предложил ему устроить личное свидание, но с условием, чтобы обоих вождей сопровождала при этом не пехота, а конница. ]

Гл. 43. [Во время этого свидания ] Цезарь предъявил те же требования, с которыми он [раньше ] обращался к Ариовисту через послов, [а именно ]: чтобы Ариовист не затевал войну с эдуями и их союзниками; чтобы он вернул эдуям заложников; и наконец, если Ариовист не может отослать никого из германцев [на их прежнюю ] родину, чтобы он [no крайней мере ] не допускал перехода других [германцев ] через Рейн.

Гл. 44. Ариовист мало ответил на самые требования Цезаря, но много распространялся о своих доблестях: [он заявил ], что перешел через Рейн не по собственному побуждению, но по просьбе и приглашению галлов; он оставил свой дом и своих родичей не без великой надежды на большую награду; в Галлии у него есть земля для поселения, уступленная ему самими галлами; заложники даны ими по их собственному желанию; дань, которую победители обычно накладывают на побежденных, он берет по праву войны; не он затеял войну с галлами, а галлы с ним; все племена Галлии явились для нападения на него и пошли войной против него; и все эти войска он рассеял и победил в одном сражении; если они хотят еще раз попробовать, то он готов сразиться еще раз; если же они хотят пользоваться миром, то было бы несправедливо отказываться от дани, которую они до сих пор платили по своей воле. Что же касается дружбы римского народа, то следует, чтобы она была ему в честь и в защиту, а не в ущерб; в надежде на это он и добивался ее; если же из?за римского народа прекратится дань и отнимутся у него подданные, то он сам откажется от дружбы римского народа не менее охотно, чем раньше стремился к ней. А что он переправил в Галлию множество германцев, то сделал он это для своей защиты, а не для нападения на Галлию; доказательством служит то, что он не явился бы, если бы его не просили, и что он не начинал враждебных действий, а только отражал их. Пришел он в Галлию раньше римлян. И никогда еще до сих пор римское войско не выходило из пределов провинции Галлии. Чего Цезарь хочет? Зачем он пришел в его владения? Эта Галлия – его провинция, как та – римская. Как не подобало бы уступать ему [Ариовисту ], если бы он вторгся в римские пределы, так же точно римляне поступают несправедливо, нарушая его права. А что Цезарь сказал, что сенат назвал эдуев братьями, то он [Ариовист ] не настолько варвар и невежествен в делах, чтобы не знать, что ни эдуи не оказали помощи римлянам в последнюю войну их с аллоброгами, ни они не пользовались поддержкой римского народа в той борьбе, которую они вели с ним и с секванами. И он должен заподозрить Цезаря в том, что эта притворная дружба с эдуями служит Цезарю лишь поводом для того, чтобы держать в Галлии войско в целях нападения на Ариовиста. И если Цезарь не отступит и не выведет своего войска из этой страны, то Ариовисту придется считать его не другом, а врагом. А если он убьет Цезаря, то сделает этим приятное многим знатным и высокопоставленным римлянам. Об этом он имеет точные сведения от них самих через их посланцев, и умерщвлением Цезаря он мог бы заслужить благодарность и дружбу всех их. Если же Цезарь удалится и предоставит ему свободное владение Галлией, то он вознаградит его очень щедро, и все войны, какие Цезарь захочет, он завершит [для него ], избавив Цезаря от всяких трудов и опасностей.

Гл. 45 и 46. [Цезарь возражал, что не может не помочь эдуям и что он не признает за Ариовистом б?льших прав на Галлию, чем за римлянами. ]

Гл. 46. Во время обсуждения этих вопросов Цезарю сообщили, что всадники Ариовиста приближаются к холму [на котором происходили переговоры ], подскакивают к римским воинам, бросают в них камни и мечут копья. Цезарь прервал переговоры, но вернулся к своим войскам и запретил им направлять против неприятеля какое бы то ни было оружие.

Гл. 47. [Через два дня Ариовист предлагает возобновить переговоры, Цезарь посылает к нему Гая Валерия Процилла и Марка Меттия – последнего потому, что тот был связан с Ариовистом узами гостеприимства, а первого потому, что он знал галльский язык, которым Ариовист владел благодаря долгой привычке .] Но лишь только Ариовист увидел их в своем лагере, он закричал в присутствии своего войска: «Зачем вы ко мне пришли? Для того чтобы шпионить?» Он не дал им говорить и заключил их в оковы.

Гл. 48. В тот же день Ариовист продвинул свой лагерь и стал под холмом на расстоянии 6 тысяч шагов6 от лагеря Цезаря. На следующий день он провел свое войско мимо лагеря Цезаря и устроил свой в двух тысячах шагов за ним с тем умыслом, чтобы отрезать Цезаря от хлеба и продовольствия, которые доставляли ему эдуи и секваны. С этого дня в течение пяти дней кряду Цезарь выводил свои войска и ставил их перед лагерем в боевом порядке для того, чтобы, если Ариовист захочет померяться силой в сражении, у него была возможность к этому. Однако Ариовист все эти дни удерживал свою пехоту в лагере, но ежедневно состязался в кавалерийском бою. Это был тот род сражения, в котором германцы усовершенствовались. Их было 6 тысяч всадников и столько же пехотинцев, самых храбрых и проворных, которых каждый всадник выбирал себе по одному из всего войска для своей защиты. Они сопровождали всадников во время сражений; под их прикрытием всадники отступали; они сбегались [на их защиту ], когда всадникам приходилось туго; если кто?нибудь падал с лошади, получивши тяжелую рану, они его окружали. В случаях продвижения на необычно далекое расстояние или особенно быстрого отступления их скорость благодаря упражнению оказывалась такой большой, что, держась за гриву лошадей, они не отставали от всадников7.

Гл. 49. Видя, что Ариовист все время держится в своем лагере, и не желая, чтобы он продолжал мешать подвозу припасов, Цезарь выбрал удобную позицию на расстоянии 600 шагов8 от лагеря германцев и вывел на нее свое войско, построенное в три линии; первым двум он велел оставаться в боевой готовности, а третьей – строить укрепленный лагерь… Ариовист выслал против римлян туда же 16 тысяч легко вооруженных воинов и всю свою конницу, чтобы они устрашали римлян и мешали им возводить укрепления; несмотря на это, Цезарь приказал, согласно своему прежнему решению, двум боевым линиям отбиваться от неприятеля, а третьей – заканчивать работу. Построивши лагерь, Цезарь оставил в нем два легиона и часть вспомогательных войск, а остальные 4 легиона увел обратно в больший лагерь.

Гл. 50. [Ариовист и на следующий день после этого продолжал уклоняться от решительного сражения и ограничился нападением на меньший лагерь. ] Когда Цезарь стал расспрашивать пленных, почему Ариовист не вступал в сражение, он узнал, что причиной этого был существующий у германцев обычай, [а именно ]: матери семейств на основании гаданий по жеребьевым палочкам и прорицаний провозглашают, целесообразно ли вступать в битву или нет, и они сказали так: не дозволено германцам победить, если они вступят в сражение до наступления новолуния9.

Гл. 51. [Однако на другой день Цезарю удалось ловким маневром вынудить Ариовиста принять генеральное сражение. Тогда германцы ] вывели из лагеря свое войско и построили его по племенам так, что все племена – гаруды, маркоманы, трибоки, вангионы, неметы, седузии, свевы – находились на равном расстоянии друг от друга; они окружили всю свою боевую линию дорожными повозками и телегами, чтобы не оставалось никакой надежды на бегство. На них они посадили женщин, которые, простирая к ним руки, со слезами умоляли идущих в битву воинов не отдавать их в рабство римлянам.

Гл. 52. [Начавшееся сражение сразу приняло характер рукопашного боя, и вместо метательных копий римляне пустили в ход мечи. ] Но германцы, построившись, по своему обычаю, фалангой, выдержали натиск мечей. [Однако в дальнейшем левое крыло германцев было обращено в бегство; зато правое стало теснить римлян. Тогда юный Публий Красс, командовавший кавалерией, выслал на помощь находящимся в затруднительном положении частям третью линию, что и решило исход сражения. ]

Гл. 53. [в конце концов германцы были побеждены .] Все они повернули в тыл и бежали, не останавливаясь, до самого Рейна, находившегося на расстоянии приблизительно 5 тысяч шагов10. Там очень многие из них, надеясь на свои силы, попытались перебраться на тот берег вплавь, некоторые же достали лодки и в них нашли себе спасение. Среди них был и Ариовист, который нашел привязанную к берегу лодку и на ней бежал. Остальные, настигнутые римской конницей, были перебиты. У Ариовиста были две жены: одна свевка родом, которую он привел с собой из дому, другая из Норика, сестра короля Вокция, на которой Ариовист женился в Галлии, куда ее прислал брат; обе они погибли во время бегства; из двух дочерей Ариовиста одна была убита, другая взята в плен.

[Во время погони римлянам удалось освободить Марка Меттия и Гая Валерия Процилла, которого германцы тащили за собой, скованного тройной цепью. ] Он рассказал, что о нем трижды гадали по жребию в его присутствии – следует ли его сжечь тотчас же или оставить до другого времени; [по его словам, ] он обязан своим спасением жеребьевым палочкам.

Гл. 54. Когда известие об этом сражении распространилось за Рейном, то те свевы, которые дошли было до его берегов, стали возвращаться на родину. Убии, жившие недалеко от Рейна, принялись преследовать устрашенных свевов и многих из них перебили…

Гл. 1. Следующей зимой, в год консульства Гнея Помпея и Марка Красса11, германские племена узипетов и тенктеров большими массами перешли Рейн недалеко от впадения его в море. Причиной перехода было то обстоятельство, что их в течение многих лет тревожили свевы, которые теснили их войной и мешали им возделывать поля.

Племя свевов – самое большое и воинственное из всех германских племен. Говорят, что у них сто округов и каждый [округ ] ежегодно высылает из своих пределов на войну по тысяче вооруженных воинов. Остальные, оставаясь дома, кормят себя и их; через год эти в свою очередь отправляются на войну, а те остаются дома. Благодаря этому не прерываются ни земледельческие работы, ни военное дело. Но земля у них не разделена и не находится в частной собственности, и им нельзя более года оставаться на одном и том же месте для возделывания.

Они питаются не столько хлебом, сколько – и главным образом – молоком и за счет скота; они много охотятся. Все это вместе взятое, а также свойства пищи, ежедневные военные упражнения, свободный образ жизни, в силу которого они, не приучаясь с самого детства ни к повиновению, ни к порядку, ничего не делают против своей воли, [все это ] укрепляет их силы и порождает людей столь огромного роста. Кроме того, они приучили себя, [живя ] в странах с очень холодным [климатом ], не носить никакой другой одежды, кроме звериных шкур, которые вследствие их небольших размеров оставляют значительную часть тела открытой, а также привыкли купаться в реках.

Гл. 2. Купцам они открывают доступ к себе больше для того, чтобы иметь кому продать захваченное на войне, чем потому, что они сами нуждаются в каком бы то ни было ввозе. Германцы не пользуются даже привозными лошадьми, которыми галлы так дорожат и которых они приобретают за высокую цену, а используют своих туземных лошадей, низкорослых и невзрачных, и доводят их ежедневными упражнениями до величайшей выносливости. Во время конных боев они часто соскакивают с коней и сражаются пешие; коней же они приучили оставаться на том же месте, а в случае надобности они быстро вновь садятся на них12; по их понятиям нет ничего более постыдного и малодушного, как пользоваться седлами. Поэтому они осмеливаются – даже будучи в незначительном количестве – делать нападение на какое угодно число всадников, употребляющих седла. Вино они вовсе не позволяют к себе ввозить, так как полагают, что оно изнеживает людей и делает их не способными к труду.

Гл. 3. Они видят самую большую славу для народа в том, чтобы как можно более обширные земельные территории вокруг его границ оставались ненаселенными и невозделанными: это обозначает, по их мнению, что многие племена не смогли противостоять силе этого народа. Так, в одном направлении от границ области свевов пустует, как говорят, территория шириной около 600 тысяч шагов13. С другой стороны к ним примыкают убии; их страна была, по понятиям германцев, обширной и цветущей, а народ несколько более культурным, чем прочие германцы, так как убии живут на берегу Рейна, к ним заходит много купцов, и благодаря близости к галлам они усвоили их нравы. Свевы часто мерялись с ними силами в многочисленных войнах; и хотя они благодаря значительности и могуществу [убиев ] не смогли изгнать [этих последних ] из их страны, они превратили их, однако, в своих данников и сделали их гораздо более слабыми и малосильными.

Гл. 4. В таком же положении были узипеты и тенктеры, о которых речь шла выше. Много лет они выдерживали натиск свевов, но в конце концов были изгнаны ими из своей земли. [Целых ] три года бродили они по Германии, побывали в очень многих местах и, наконец, пришли к Рейну. Эту область населяли менапии, у которых на обоих берегах Рейна были возделанные поля, хутора и деревни. Испугавшись появления такого множества людей, менапии покинули свои жилища на том берегу Рейна и, расставивши стражу на этом берегу, препятствовали германцам переходить реку. Те, испробовавши все средства и не имея возможности ни вступить в открытую борьбу за неимением лодок, ни переправиться тайком из?за сторожевых постов менапиев, сделали вид, будто возвращаются в свои прежние владения и области, и в течение трех дней двигались по направлению к ним, но затем внезапно повернули обратно; их кавалерия в один день покрыла пройденное за три дня пространство и нагрянула на совершенно неподготовленных к этому менапиев, которые, узнав через своих лазутчиков об уходе германцев, вернулись без всяких опасений за Рейн в свои селения. Перебив менапиев, они завладели их судами и переправились на другой берег, прежде чем та часть менапиев, которая находилась на левом берегу, могла быть извещена об этом. Захватив все жилища менапиев, они питались остаток зимы найденными там запасами.

[В следующей – пятой, а также в начале шестой главы Цезарь рассказывает о том, как оправдались его предположения относительно возможного вероломства галлов, которые попытались использовать узипетов и тенктеров в качестве противовеса против римлян. ]

Гл. 6. [Некоторые галльские племена отправили послов к германцам, то есть к узипетам и тенктерам, ] приглашая их пойти от берегов Рейна [в глубь страны ] и обещая исполнять все их требования. Понадеявшись на это, германцы стали устраивать более отдаленные набеги [на внутренние области Галлии ] и продвинулись уже до территории, занятой эбуронами и кон– друзами, «клиентами» треверов. Цезарь созвал вождей галльских племен, которым и вида не подал, что он что?либо узнал, и которых, наоборот, успокоил, укрепив их преданность ему; затем он потребовал с них поставки конницы и объявил о своем решении начать войну с германцами.

Гл. 7. [Когда он подошел к ним на расстояние нескольких дней пути, к нему явились послы от германцев, обратившиеся к Цезарю с таким заявлением: ] Германцы14 не затевают первые войну с римским народом, однако если их вызовут на это, то они от войны не откажутся. Таков уж обычай германцев, унаследованный ими от предков, – сопротивляться всякому, кто начнет с ними войну, и не молить о пощаде. Тем не менее они должны сказать следующее: пришли они против своего желания [лишь ] потому, что были изгнаны из своей страны. Если римляне хотят их благодарности, то они могут быть им полезными друзьями: пусть только римляне либо отведут им земли, либо позволят им удержать за собою те, которые они [уже ] захватили силой оружия. Они отдают первенство только одним свевам, с которыми даже бессмертные боги не могут сравняться, а больше нет никого на земле, кого бы они не могли одолеть.

Гл. 8. Цезарь отвечал им на это так, как считал нужным; заключительная часть его ответа сводилась к следующему: у него не может быть никакой дружбы с ними, пока они остаются в Галлии. Несправедливо, чтобы те, кто не мог защитить свою землю, захватывали чужую. В Галлии нет пустующих земель, которые можно было бы отдать, не нарушив справедливости, в особенности такому множеству людей. Но если бы они захотели, то могли бы поселиться в области убиев, послы которых, находящиеся в данный момент у Цезаря, жалуются на насилия со стороны свевов и просят у него помощи. Он добьется у них согласия на это.

Гл. 9. [Послы обещали передать о его предложении и вернуться с ответом через три дня, а пока просили Цезаря не идти дальше. Но Цезарь на это не согласился, подозревая, что они хотят только оттянуть время. ] Ибо Цезарь узнал, что несколько дней назад германцы послали значительную часть своей конницы в область амбиваритов по ту сторону Мозы за добычей и хлебным провиантом. [Цезарь полагал, что они ждут ее возвращения. ]

Гл. 10. Моза вытекает из гор Вогеза, находящихся в области лингонов; соединившись с одним из рукавов Рейна, носящим название Вакал, она образует остров Батавов и на расстоянии не более восьмидесяти тысяч шагов15 от него впадает в Океан16. Рейн же берет свое начало в стране лепонтиев, живущих в Альпах, и быстро течет на большом протяжении через земли нантуатов, гельветов, секванов, медиоматриков, трибоков и треверов, а приближаясь к Океану, разделяется большим количеством огромных островов на очень много рукавов; значительная часть [этих островов ] населена дикими варварскими народами; некоторые из них, как думают, живут рыбой и птичьими яйцами17. В Океан Рейн втекает многими устьями.

Гл. 11. Когда Цезарь был не далее 12 тысяч шагов18 от неприятеля, к нему вновь явились послы германцев, как это и было уговорено. Встретив его уже в пути, они опять стали настоятельно просить его не двигаться дальше. Получивши отказ, они попросили Цезаря приказать шедшей в авангарде коннице не вступать в битву, чтобы дать им возможность отправить послов к убиям. И если вожди и сенат19 убиев заверят их клятвой, то они обещают подчиниться условиям Цезаря. Для устройства этих дел пусть он даст им 3 дня сроку. Цезарь по?прежнему полагал, что все эти [предложения ] преследуют ту же цель – выиграть 3 дня, в течение которых вернется [германская ] конница. Тем не менее он обещал не продвигаться более чем на 4 тысячи шагов20 (что было необходимо для пополнения запасов воды) и предложил германцам собраться на другой день в этом же месте в возможно большем количестве, чтобы он мог узнать их требования. Вместе с тем он приказал префектам шедшей впереди конницы не затевать битвы с неприятелем, а если тот их сам заденет, держаться крепко, пока он не подойдет со всем войском.

Гл. 12. Но лишь только германцы увидели римскую конницу (в числе 5 тысяч человек), они тотчас же бросились на нее, хотя у них было не более 800 всадников, так как те, что отправились за Мозу для добывания провианта, еще не вернулись; римляне совершенно не ожидали такого нападения, так как только что ушли от Цезаря послы германцев, сами просившие о перемирии как раз на этот день. Поэтому германцы быстрым натиском смяли ряды римлян. Когда же римляне оправились, германцы по своему обычаю спешились и, подкалывая снизу лошадей римлян, многих всадников сбросили на землю. Остальные обратились в бегство; преследуемые неприятелем, они пришли в такой ужас, что остановились только в виду своего войска. Римская конница потеряла в этой битве 74 человека…

Гл. 13. [В следующей главе Цезарь рассказывает, как он убедился в необходимости при первой же возможности дать германцам решительное сражение и как сами германцы облегчили ему выполнение этого решения. ] На утро следующего же дня они явились к нему в лагерь, чтобы продолжать свою вероломную и лицемерную игру. Их пришло очень много, между прочим все вожди и старейшины. [Они старались выпросить прощение за произведенное накануне нападение и добиться продолжения перемирия. Но Цезарь арестовал их и вывел все свое войско из лагеря. ]

Гл. 14. Пройдя быстро расстояние в 8 тысяч шагов21, отделявшее их от неприятельского лагеря, римляне напали на германцев, прежде чем те успели понять, что происходит. Пораженные внезапным ужасом и от быстроты появления римлян, и от отсутствия своей собственной [конницы ], они не имели даже времени ни обдумать свое положение, ни взяться за оружие; в смятении они не знали, что лучше – вывести свое войско из лагеря, чтобы напасть на неприятеля, или защищать лагерь, или же искать спасения в бегстве. Кто успел наскоро схватить оружие, некоторое время сопротивлялись римлянам и завязали сражение между повозками и походным багажом. А вся остальная масса – дети и женщины, ибо они покинули родину и перешли через Рейн со всеми своими [чадами и домочадцами ], – бросилась бежать врассыпную. Для их преследования Цезарь послал конницу.

Гл. 15. Слыша за своей спиной крики и видя, как избивают их близких, германцы побросали оружие и военные значки и пустились вон из лагеря. Прибежавши к месту слияния Мозы и Рейна, они увидели, что дальнейшее бегство было безнадежно. Очень большое число их было перебито, а остальные бросились в реку и там погибли; их доконали страх, утомление и сила течения. Не потеряв [убитыми ] ни одного человека и с небольшим числом раненых римляне вернулись в лагерь из похода, внушавшего им такой страх. Всех германцев было 430 тысяч; тем из них, которые были задержаны в римском лагере, Цезарь позволил уйти, но так как они боялись, что галлы, земли которых они опустошили, предадут их мучительной смерти, то они сами просили у Цезаря разрешения остаться…

Гл. 16. Кончивши войну с германцами [узипетами и тенктерами ], Цезарь решил, что ему по многим соображениям следует совершить переход через Рейн. Самым главным из этих соображений было то, что следует заставить германцев, которые с такой легкостью решились явиться в Галлию, опасаться за свою собственную страну, показавши им, что и римское войско может и не боится переходить Рейн. Кроме того, конница узипетов и тенктеров, отправившаяся, как было уже выше упомянуто22, по ту сторону Мозы за добычей и хлебным провиантом, не успела принять участия в сражении [своих соплеменников ] с римлянами, а после их разгрома перешла через Рейн и укрылась у сугамбров, с которыми она и соединилась. Цезарь послал к ним гонцов с требованием выдать ему тех людей, которые напали на Галлию и на него. Сугамбры на это отвечали: «Рейном кончается римское государство. И если Цезарь считает, что несправедливо, чтобы германцы самовольно переходили через Рейн, зачем же он требует, чтобы что?нибудь за Рейном подчинялось его приказанию или власти?» В то же время убии – единственный из зарейнских народов, который прислал к Цезарю послов, вступил с ним в дружбу и дал заложников, – настоятельно просили его защитить их от свевов, которые тяжко угнетают их, а если государственные дела мешают ему сделать это самому, то по крайней мере переправить свое войско через Рейн. И этого было бы, по их мнению, достаточно, для того чтобы помочь им в настоящем и обнадежить их на будущие времена. Ибо после изгнания Ариовиста и после этого последнего сражения [с узипетами и тенктерами ] слава его войска так велика даже у самых отдаленных германских племен, что убии могли бы считать себя в безопасности благодаря авторитету и дружбе римского народа. При этом убии предлагали очень много лодок для переправы войска.

Гл. 17. Ввиду всего этого Цезарь решил перейти через Рейн, Но он считал недостаточно надежным и в то же время не соответствующим достоинству своему и римского народа переправляться через Рейн в лодках. И хотя было очень трудно построить мост через эту реку вследствие ее ширины, глубины и быстроты течения, он все?таки решил попытаться сделать это, в случае же неудачи – совсем отказаться от мысли о переходе его войска через Рейн…

Гл. 18. Через десять дней после начала доставки строительного материала мост был готов, и переправа совершилась. Оставивши сильное прикрытие у обоих концов моста, Цезарь с остальным войском отправился в страну сугамбров. К нему стали являться депутации от многих племен просить мира и дружбы. Он принимал их благосклонно и всем им приказывал привести заложников. Что же касается сугамбров, то, как только Цезарь начал строить мост, они по совету тех узипетов и тенктеров, которые у них находились, стали готовиться к бегству. Они и ушли из своей страны, захвативши с собой все свое добро, и укрылись в пустынных местах и лесах.

Гл. 19. Цезарь задержался в их стране всего на несколько дней, сжег все деревни и хутора и сжал хлеб. [После этого ] он отправился в область убиев; когда он предложил им свою помощь в случае нападения на них свевов, то узнал от убиев следующее: как только свевы разузнали через своих лазутчиков, что строится мост, они тотчас же созвали по своему обычаю народное собрание и разослали во все стороны гонцов с приказанием [всем членам племени ] выселиться из городов, спрятать детей, жен и все свое добро в лесах, а всем способным носить оружие собраться в одном месте; место это было намечено приблизительно в середине округов, которые были заняты свевами. Здесь они решили дожидаться прихода римлян и дать им решительное сражение. Узнавши об этом, Цезарь решил, что он выполнил все, ради чего перешел Рейн, а именно: заронил страх в германцах, наказал сугамбров, освободил убиев от угрозы со стороны свевов и, следовательно, в течение восемнадцати дней пребывания за Рейном достаточно послужил славе и выгоде римлян. Поэтому он разрушил сооруженный им мост через Рейн23 и вернулся в Галлию.

Гл. 9. [Усмирив восстание некоторых галльских племен, ] Цезарь решил по двум причинам перейти Рейн24: во?первых, потому, что зарейнские германцы послали свои отряды на помощь треверам против Цезаря, и, во?вторых, потому, что хотел помешать найти у них убежище [вождю эбуронов ] Амбиоригу. Согласно этому решению, Цезарь начал постройку моста через Рейн немного выше того места, где он переправлял свои войска через реку в прошлый раз. Известным и испытанным способом при большом усердии солдат работа была закончена в несколько дней. Цезарь оставил сильное прикрытие у моста в области треверов, чтобы они внезапно не подняли восстания, а остальные войска – пехоту и конницу – переправил [на правый берег ]. Убии, которые уже раньше дали заложников и вполне покорились Цезарю, отправили к нему послов, чтобы очистить себя от всяких подозрений: послы уверяли Цезаря, что убии не посылали помощи треверам и что они не нарушали верности; они просили пощадить их, чтобы, вследствие ненависти Цезаря к германцам вообще, им, невинным, не пришлось понести наказание вместо виновных; если Цезарь хочет получить от них еще заложников, то они обещают дать их. Расследовавши это дело, Цезарь узнал, что помощь посылали свевы. Он признал объяснения убиев удовлетворительными и стал собирать сведения о путях и подступах к свевам.

Гл. 10. Через несколько дней он узнал через убиев, что свевы собрали все свои войска в одно место и разослали всем подвластным им племенам распоряжение прислать вспомогательные отряды, пешие и конные. Узнавши об этом, Цезарь принял меры для обеспечения своего войска продовольствием, выбрал подходящее место для устройства лагеря и приказал убиям увести в безопасное место их мелкий скот и транспортировать все имущество с полей в города. Цезарь надеялся, что [свевы, как ] варвары и люди неопытные, вследствие недостатка съестных припасов падут духом и ему удастся поставить их в положение, неблагоприятное для сражения. Он поручил убиям также возможно чаще посылать к свевам разведчиков, чтобы узнавать, что у них происходит. Убии исполнили приказание Цезаря и по прошествии нескольких дней донесли, что по получении более точных сведений о римском войске все свевы вместе со всеми своими и союзными войсками, какие им только удалось набрать, отступили внутрь своей страны до самых крайних ее пределов; там находится бесконечно большой лес, который называется Баценским; он простирается далеко в глубь страны и, являясь как бы природной стеной, защищает херусков от свевов, а свевов от херусков и препятствует их набегам друг на друга и взаимным обидам; у начала этого леса свевы и решили дожидаться прихода римлян.

Гл. 11. Теперь, после того как мы дошли [в нашем изложении ] до этого пункта25, не будет неуместным дать понятие о быте [обитателей ] Галлии и Германии и о том, чем отличаются друг от друга эти [два ] народа…26

Гл. 21. [Быт ] германцев сильно отличается от этого образа жизни27. Ибо у них нет друидов, руководящих обрядами богослужения, и они не особенно усердствуют в жертвоприношениях. В качестве богов они почитают лишь солнце, огонь и луну, то есть только те [силы природы ], которые они видят [собственными глазами ] и в благоприятном влиянии которых имеют возможность воочию убедиться; об остальных богах они даже не слышали28. Вся их жизнь проходит в охоте и военных занятиях: с раннего детства они [закаляются ], приучаясь к тяготам их сурового образа жизни. Те, кто дольше всего остаются девственными, заслуживают наибольшую похвалу среди своих [соплеменников ]: они полагают, что это увеличивает рост и укрепляет силы. А уж иметь половые сношения с женщинами до достижения двадцатилетнего возраста они считают одним из самых позорных дел; [в этой сфере отношений ] у них ничего нельзя скрыть, ибо они совместно купаются в реках и носят одежду из звериных шкур или из небольших кусков оленьей кожи, оставляющих обнаженной значительную часть тела.

Гл. 22. Они не особенно усердно занимаются земледелием и питаются главным образом молоком, сыром и мясом. И никто из них не имеет точно отмеренного земельного участка или владений в частной собственности; но должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и группам живущих вместе родственников29, где и сколько они найдут нужным земли, а через год принуждают их перейти на другое место. [Германцы ] приводят многочисленные основания [для объяснения ] такого порядка: [по их словам, ] он не дает им прельститься оседлым образом жизни и променять войну на земледельческую работу; благодаря ему никто не стремится к расширению своих владений, более могущественные не сгоняют [с земли ] более слабых, и никто не посвящает слишком много забот постройке жилищ для защиты от холода и зноя; [наконец, этот порядок ] препятствует возникновению жадности до денег, из?за которой происходят партийные распри и раздоры, и [помогает ] поддерживать спокойствие в простом народе ощущением имущественного равенства его с самыми могущественными людьми.

Гл. 23. Величайшей славой пользуется у них то племя, которое, разорив ряд соседних областей, окружает себя как можно более обширными пустырями. [Германцы ] считают отличительным признаком доблести [данного племени ] то обстоятельство, что изгнанные из своих владений соседи его отступают и никто не осмеливается поселиться вблизи этого племени; вместе с тем оно может считать себя [благодаря этому ] в большей безопасности на будущее время и не бояться внезапных неприятельских вторжений. Когда племя ведет наступательную или оборонительную войну, то избираются должностные лица, несущие обязанности военачальников и имеющие право распоряжаться жизнью и смертью. В мирное время у племени нет общего правительства; старейшины отдельных областей и округов творят там суд и улаживают споры. Разбойничьи набеги, если только они ведутся вне территории данного племени, не считаются позором; [германцы ] выставляют на вид их необходимость как упражнения для юношества и как средства против праздности. И вот, когда кто?либо из первых лиц в племени заявляет в народном собрании о своем намерении предводительствовать [в военном предприятии ] и призывает тех, кто хочет следовать за ним, изъявить свою готовность к этому, тогда подымаются те, кто одобряет и предприятие, и вождя, и, приветствуемые собравшимися, обещают ему свою помощь; те из обещавших, которые не последовали [за вождем ], считаются беглецами и изменниками и лишаются впоследствии всякого доверия. Оскорбить гостя [германцы ] считают грехом; по какой бы причине ни явились к ним [гости ], они защищают их от обиды, считают их личность как бы священной и неприкосновенной, предоставляют в их распоряжение свой дом и разделяют с ними свою пищу.

Гл. 24. Некогда было время, когда галлы превосходили германцев доблестью, по собственному почину затевали войны с ними и вследствие густоты населения и недостатка земель выводили колонии за Рейн. В результате вольки-тектосаги заняли и заселили плодороднейшие области Германии, расположенные вокруг Герцинского леса, который, как я вижу, был известен Эратосфену и некоторым другим греческим писателям понаслышке… Но так как германцы и сейчас пребывают в той же нужде и бедности и ведут такой же суровый образ жизни, что и раньше, питаются и одеваются по?прежнему, а галлам близость провинции30 и знакомство с заморскими изделиями дали возможность жить более широко, то они постепенно привыкли к [военному ] превосходству [германцев ] и, потерпев поражения в многочисленных сражениях с ними, уже и сами не думают меряться доблестью с германцами.

Гл. 25. Герцинский лес, о котором мы выше упоминали, имеет в ширину шесть дней пути, если идти налегке; другим способом определить его размеры нельзя, так как германцы не имеют мер длины для определения расстояний. Начинается этот лес в стране гельветов, неметов и рауриков, идет прямо вдоль берега Данубия и доходит до границ даков и анартиев; здесь он поворачивает налево в разных направлениях от реки, и так как он очень велик, то подходит к границам территорий многих племен. И нет никого из этой части Германии, кто мог бы сказать, что он дошел до [восточного ] конца этого леса, хотя бы и шел в течение шестидесяти дней, или что он узнал, откуда лес начинается.

Известно, что в этом лесу водится много пород диких зверей, которые в других местах не встречаются; из них вот какие особенно отличаются от других и заслуживают того, чтобы о них сохранилась память.

Гл. 26. Есть [среди них ] бык, видом похожий на оленя, у которого посредине лба между ушами выступает один рог, более прямой и высокий, чем [все ] известные нам рога: от его верхушки широко расходятся ветви, подобно пальцам от ладони. И у самца, и у самки одинаковый вид, одинаковая форма и величина рогов.

Гл. 27. Есть также такие [животные ], которые называются лосями; видом своим и пестротой меха они похожи на косуль, но только немного превосходят их величиной; [кроме того, ] рога у них притуплены, а голени без лодыжек и не расчленены. Для отдыха они не ложатся, а если, поваленные по какому?нибудь случаю, они упадут, то уж не могут подняться. Ложе им заменяет дерево: они прислоняются к нему, лишь немного наклонившись, и таким образом отдыхают. И когда охотники заметят по следам, куда они удаляются на отдых, то на этом месте они подкапывают у всех деревьев корни или надрубают ствол, но так, чтобы дерево сохраняло вид стоящего [нетронутым ]. И когда они по своему обыкновению прислонятся к этим шатким деревьям, то тяжестью своей повалят их, а вместе с ними и сами упадут.

Гл. 28. Третий вид [животных ] это те, которые называются зубрами. Они по своим размерам немного меньше слонов, а по наружному виду, строению и окраске похожи на быков. Они отличаются большой силой и быстротой: увидевши какого?нибудь человека или животное, они не дают пощады никому. [Германцы ] усердно их ловят при помощи ям и убивают. Этому особенно предаются юноши, упражняясь в такой охоте. И тот, кто убьет много зубров, публично показавши в виде доказательства их рога, заслуживает большую похвалу. Привыкнуть к человеку и сделаться домашними зубры не могут, даже если их берут маленькими. Рога их по величине и виду своему во многом отличаются от рогов наших быков; их тщательно собирают, отделывают по краям серебром и пользуются ими как чашами на самых роскошных пирах31.

Из книги Русская Америка автора Бурлак Вадим Никласович

Исчезнувшие записки Что произошло с так называемым «вещуном-отшельником», упоминалось в записках путешественника Ивана Лукина. Он приобрел известность в 1863 году своими исследованиями самой большой реки Аляски Юкон. Лукин встречал этого странного, одичавшего старика во

Из книги 500 знаменитых исторических событий автора Карнацевич Владислав Леонидович

ОБРАЗОВАНИЕ ГАЛЛЬСКОЙ ИМПЕРИИ Воины-галлыВ первой половине III в. н. э. политический кризис в Римской империи постоянно усугублялся. Умереть своей смертью большинству императоров не удавалось. Чередовались «солдатские» и «сенатские» принцепсы, ориентировавшиеся

Из книги Великий Тамерлан. «Сотрясатель Вселенной» автора Нерсесов Яков Николаевич

Часть III Циничная старость: «На войне, как на войне!»…

Из книги История Рима автора Ковалев Сергей Иванович

Ликвидация Галльской «империи» Таким образом, на Востоке единство империи было восстановлено. Оставалась Галлия. В ней, как мы уже видели, с 270 г. правил Тетрик. Но власть его, в сущности, ограничивалась несколькими городами. Ряд центров был охвачен солдатскими мятежами. В

Из книги История Армении автора Хоpeнaци Мовcec

32 Об Илионской войне при Тевтамосе и участии нашего Зармайра с немногими (воинами) вместе с эфиопским войском и о смерти его в этой войне Твоя любознательность причиняет нам тревогу при работе, требуя двух вещей - и краткости, и быстроты повествования, которое было бы, к

автора Маттезини Сильвано

Гай Юлий Цезарь Записки о галльской войне. V, 44 В том легионе было два очень храбрых центуриона, которым немного оставалось до повышения в первый ранг: Т. Пулион и Л. Ворен. Между ними был постоянный спор о том, кто из них заслуживает предпочтения, и из года в год они боролись

Железный шлем легионера, италийский имперский, тип D («Майнц»)Изготовлен, видимо, в конце первой четверти I в. н. э.(Городской музей, Вормс, Германия) Этот шлем украшен очень изысканной отделкой из тонкого листа бронзы; он был найден на дне Рейна в городе Майнц (Германия). По

Из книги Воины Рима. 1000 лет истории: организация, вооружение, битвы автора Маттезини Сильвано

Гай Юлий Цезарь. Записки о Гражданской войне. III, 53

Из книги Воины Рима. 1000 лет истории: организация, вооружение, битвы автора Маттезини Сильвано

Гай Юлий Цезарь. Записки о галльской войне. I, 39

Из книги Воины Рима. 1000 лет истории: организация, вооружение, битвы автора Маттезини Сильвано

Гай Юлий Цезарь. Записки о гражданской войне. III, 44

Из книги Воины Рима. 1000 лет истории: организация, вооружение, битвы автора Маттезини Сильвано

Гай Юлий Цезарь. Записки о гражданской войне. III, 50

Из книги Мифы и загадки нашей истории автора Малышев Владимир

Записки Соколова Большевики предприняли чрезвычайные меры, чтобы замести следы своего чудовищного преступления. Во-первых, уничтожили трупы и сначала объявили, будто убит только царь, а остальные члены семьи живы. Потом провели ложный судебный процесс, согласно

Цезарь первым осознал важность сбора любой информации о германцах, которая могла бы пригодиться римлянам в военном и политическом отношениях. Отсюда в «Записках о галльской войне» появляются сведения об общественном устройстве германцев, условно называемые «свевский» (книга IV) и «германский» (книга VI) экскурсы.

Цезарь отмечает, что частной земельной собственности (в категориях римского права) у германцев нет. Каждый год главы племен (magistratus acprincipes) переводят роды и семьи кровных родственников на другие земли, при этом одна часть населения занимается войной, а другая ведет хозяйство. Частота земельных переделов, описанных Цезарем, свидетельствует о существовании у германцев общин, состоящих из родственников.

Правда, необходимо учесть, что данные археологии говорят о наличии у германцев, живущих стационарно, полей с постоянными границами, которые, как правило, маркировались небольшими (до 1 м) валами из земли или камней, заросших кустарником и предохранявшим землю от выветривания.

Подобное землепользование исключало переделы между членами общины. В свете диаметрально противоположной информации письменных и археологических источников, вопрос о системе землепользования у германцев на рубеже тысячелетий до сих пор остается открытым.

Политическую организацию германцев отличало наличие нескольких уровней, на которых взаимодействовали различные институты власти: существовало народное собрание (concilium), у которого в мирное время не было единого руководящего органа; далее шли округа (pagi) и более мелкие области (regiones); обычное право среди сородичей осуществляли старейшины (principes - «первенствующие»).

Скудность сведений Цезаря не позволяет установить участие в народных собраниях женщин. В отношении племени Цезарь использует латинский термин civitas, что согласно римской публично-правовой традиции означает сообщество мужчин, имеющих право на политическое волеизъявление.

На время войны племя избирает особую (судя по грамматике языка Цезаря - коллегиальную) власть с правом лишения жизни соплеменников. От Цезаря не ускользнула разница между войной от имени всего племени и обычным разбойным рейдом. Из первенствующих на народном собрании военным командиром-вождем (dux) утверждался тот, кто был известен (т. е. знатен) своими удачами в набегах.

Несомненно, власть такого вождя была временной - только на период разбойного нападения. Не желающие участвовать в таких авантюрах признавались дезертирами и изменниками.

Ко времени Тацита (конец I в. н. э.) происходит значительная ломка социальной и политической организации германского племенного мира. Это наиболее заметно на ускоренном отграничении военного нобилитета от основной массы простых соплеменников. Античные источники говорят о знати (primores, proceres) херусков.

Еще Цезарь указывал, что у убиев есть «первенствующие и сенат» (principes ас senatus). В начале III в. н. э. Дион Кассий сообщает, что не все вожди допускаются к совету племени. Общим местом является подчеркивание знатности происхождения наиболее видных германских вождей - Арминия, Маробода, Катуальда и т. д.

Тацит четко резюмирует причины появления знатности «по-германски»: 1) неоднократные личные военные заслуги; 2) публичный перенос знатности отцов на их детей, что выражалось в предоставлении юношам достоинства «первенствующих».

Вокруг военных нобилей концентрируются дружины (comitatus) со своей внутренней командной иерархией. Чем более многочисленна дружина, тем известнее и знатнее становится ее вождь в глазах соседей. Складывается обычай, что все «добровольно и поголовно» приносили вождям в мирное время скот или агропродукты.

Очевидно, приносили, главным образом, те, которые были заняты сельским хозяйством и не являлись членами дружины. Перед нами, таким образом, несомненно, одна из форм редистрибуции - протоналога на содержание вождя и дружины. Дружина ждет от вождя подарков, которые вождь реализует устройством пиров.

Однако основу ресурсов вождя - как материальных, так и моральных - составляли набеги на соседей и военная добыча, поэтому «многие знатные юноши», как указывает Тацит, в мирное время нанимались воинами в соседние племена, ибо занятие сельским хозяйством им претит. Описывая обычаи хаттов, Тацит о таких «юношах» замечает: «Нет у них ни дома, ни поля, ни какой другой заботы. К кому они придут, у того и кормятся, пренебрегая своим, расточая чужое...»

Социальная структура германского общества к концу I в. н. э. включала военную знать разных уровней, рядовых свободных германцев, «рабов». «Рабы» у германцев, по словам Тацита, напоминают римских колонов. Они обязаны были давать господину оброк, но в то же время имели свободу распоряжения в своем доме и хозяйстве. Их редко подвергали побоям или заковывали в цепи, убивали чаще сгоряча, чем в наказание. И только «рабский» статус оставлял такое убийство безнаказанным.

Земля, по свидетельству Тацита, находилась в коллективной собственности. Продолжают существовать земельные переделы, но уже не ежегодные. Способы распределения земель, как их описывает Тацит, несколько иные, чем в «Записках» Цезаря: по числу работников и далее между собой - по достоинству.

При Цезаре все германцы возделывали землю; при Таците определенное число лиц это занятие презирало. Для живущих постоянно на одном месте германцев это создавало возможность перехода к переложной системе земледелия. У части германцев были рабы, которым предоставлялись земли. Вероятно, «по достоинству» следует понимать как предоставление большего количества земель домовладыкам из числа обладавших добычей дружинников или даже мелких родовладык.

У Тацита нет речи о том, кто производит раздел земли, роды не фигурируют в качестве субъектов землепользования. Сама фраза «между собой», возможно, подразумевает, что верховным землеустроителем стал местный тинг, влияние в котором сильных дружинников было велико, а не собрание всего племени, как во времена Цезаря.

Таким образом, притом что на уровне отдельных поселений в землепользовании все еще имели огромное значение родственные связи, вереде знати и дружинников, несомненно, происходила эволюция в сторону персонального пользования землей и медленного формирования частной собственности на землю, что также было связано с возникновением хуторского типа хозяйства германцев.

Тацит определенно говорит о собственных хозяйствах так называемых рабов-колонов. На оформление собственнических отношений на землю указывает и упоминание в источниках о том, что при подавлении батавского восстания Цивилиса 69-70 гг. н. э. римский полководец дал приказ не разорять его «поля и виллы». Подобное развитие аграрных отношений, конечно, не было стабильным вследствие высокой степени миграций. Однако устойчивость однажды обретенной модели хозяйства возобновлялась в мирные периоды жизнедеятельности племени.

Накопление частных движимых имуществ у верхушки дружины и вождей - факт, многократно засвидетельствованный и нарративной традицией, и археологией. Тацит заметил: «Вожди особенно радуются дарам соседних племен, присылаемым не от отдельных лиц, а от имени всего племени и состоящим из отборных коней, ценного оружия, фалер и ожерелий; мы научили их принимать также и деньги». Он же, при описании войны Арминия с Германиком (15-16 гг.), отметил факт: херуски от имени Арминия каждому римскому перебежчику обещали ежедневно платить по 100 сестерциев.

Новые собственнические отношения у германцев 1 в. н. э., таким образом, соседствуют и с новыми, не свойственными им ранее, социальными элементами. Помимо прочего, это отразилось и в обычном праве германцев. Римляне, при их огромном интересе и пиетете к праву, не могли обойти своим вниманием юридические конструкции изучаемого ими противника.

При Таците, как и при Цезаре, соблюдается обычай коллективного гостеприимства (факт поразительного архаизма для римских классиков). В наследственном праве Тацит отметил ограничение наследников только родственниками, что сдерживало полное оформление частной собственности: главными наследниками признавались дети наследодателя; в случае отсутствия детей наследство переходило братьям и дядьям.

При остающемся принципе коллективной ответственности за нарушение субъектных прав сородича кровная месть уходит на задний план и, наоборот, на практике применяется принцип выкупа вины в пользу большой патриархальной семьи.

Изменения в эволюции политической организации выглядят еще более рельефно. Главным властным (законодательным) органом остается народное собрание мужчин-воинов - знаменитый германский тинг. При нем существует совет старейшин, который готовил (редактировал) решения собрания. Заседания тинга ведут жрецы, имеющие право наказывать нарушающих порядок.

В отличие от времени Цезаря, у племени в мирное время имеется постоянная «исполнительная» власть. У Тацита унифицированная для всех германцев картина заседаний тинга выглядит так: первым выступает «тех» (правитель) или кто-либо из старейшин сообразно с возрастом, знатностью, военной славой, красноречием. Никто из них не имеет права приказывать, но только убеждать. Решение остается за основной массой членов тинга, которые голосуют потрясанием оружия.

Тинг обсуждает не только вопросы войны и мира, но и вершит суд по публичным и частным делам. По мелким правонарушениям назначается штраф, часть которого передается правителю или племени. Последнее явно представляет собой раннюю форму судебных издержек. Натинге совершеннолетний юноша получает щит и фрамею: отныне он не только член семьи, но и член общества, и полноценный участник тинга.

"Записки о Галльской войне" представляют собой очень четкое последовательно изложение первых семи лет пребывания Цезаря в Галлии. Наиболее крупные и угрожающие события рассказаны Цезарем в I и в VII 1книгах, а именно - война с германским вождем Ариовистом, вторгшимся в пределы Галлии (кн. I), и последнее огромное восстание всех галльских племен под предводительством арверна Верцингеторига (кн. VII). Остальные книги рассказывают и о непрерывных столкновениях и схватках то с одним, то с другим племенем галлов и германцев и об оборонительных и наступательных экспедициях на территории нынешней Франции, Бельгии и даже Англии, и об опасных зимовках в лагерях. Повествование ведется в спокойном, почти эпическом тоне, без отчетливо намеченного композиционного плана, исключительно в третьем лице и сперва производит впечатление настолько объективного и бесстрастного отчета, что, только вчитываясь в это своеобразное произведение, можно уловить и глубоко заложенную в нем сознательную политическую тенденцию, и сдержанный, но выразительный боевой пафоc.

Однако, несомненно, Цезарь, не делавший никогда ни одного необдуманного шага, прекрасно знал, зачем он опубликовал эти "Записки" и почему он составил их именно в таком виде - в форме спокойного, фактического, в известной мере сухого и однообразного повествования документального характера. Даже название "Commentarii", данное самим Цезарем его произведению (именно так называет его Цицерон в диалоге "Брут" (§ 262) через несколько лет после его появления), подчеркивает деловой характер его сочинения и должно заранее отвести от автора подозрения в желании выставить себя на первый план, восхвалить свои подвиги и вообще составить историю того типа, которая была хорошо известна Цезарю по греческим образцам и которую бранил еще Полибий - историю литературно-риторическую. Цезарь хорошо понимал, насколько большое впечатление произведет на римского читателя точный рассказ о подлинных боях с указанном имен лиц, названий местностей и подробным раскрытием всей обстановки. В силу этого повествовательный элемент является господствующим в "Записках". Цезарь, по-видимому, охотно принимал позу "простого военного" и подчеркивал свой интерес к чисто военным вопросам, интерес, который у него, несомненно, был очень велик, но все же был для него не целью, а средством. И при внимательном чтении "Записок" все яснее выступает в их повествовательных частях определенная тенденция, а именно - показать и доказать, что не только все войны в Галлии, но и экспедиции за Рейн и в Британию совершенно необходимы для безопасности Римского государства и для поднятия его престижа. Именно такое освещение его деятельности было нужно Цезарю для завоевания общественного мнения в его пользу и для опровержения обвинений, исходивших от его противников, в том, что он без нужды растрачивает силы римского войска.

Особенно ясно проступает эта тенденция в IV книге "Записок" в рассказе о войне с германскими племенами усипетов и тенкторов. Дело в том, что самый вопрос о законности этой войны был крайне сомнителен, так как во время первых военных стычек между римлянами и германцами в ставке Цезаря находились германские послы, пришедшие с предложением договориться о расселении германцев по западной стороне течения Рейна без открытия военных действий. Положение было настолько неясно, что противники Цезаря в сенате во главе с Катоном требовали отдачи Цезаря под суд за нарушение посольского права или даже выдачи его германцам. Поэтому Цезарь изображает весь этот эпизод в хронологическом порядке в крайне спокойном, как будто незаинтересованном тоне следующим образом: "Услыхав о переходе Рейна усипетами и тенктерами, которых выгнали свевы и которые желали поселиться на землях галлов, Цезарь отправился к войску ранее, чем обыкновенно, чтобы пресечь войну, пока она еще не приняла более опасного оборота. По своем прибытии он убедился в том, что его предположения подтвердились... Обеспечив себя продовольствием и набрав конницу, он пошел походом в те местности, в которых, по слухам, находились германцы..." (IV, 6-7). С послами, прибывшими от германцев, Цезарь говорил сурово и отказывался дать им обещание не продвигаться вперед хотя бы в течение трех дней, так как, предполагал он, они поджидают возвращения большого конного отряда и именно с этой целью добиваются отсрочки (гл. 9). Послы отправились к своим и вернулись через три дня, опять прося Цезаря не двигаться дальше и дать им еще три дня. "Цезарь понимал, что все это клонится к тому, чтобы выиграть эти три дня и дать вернуться отсутствующим всадникам. Он отдал приказ своему конному авангарду не нападать на врага, а если на них нападут, то ограничиваться обороной, пока он сам не подойдет с главными силами" (гл. 11). Но всадники Цезаря в тот день, на который было назначено перемирие, подверглись нападению германской конницы, по-видимому, потому, что продвинулись на 4 мили вперед за водой, что, по словам Цезаря, было договорено с послами. Печальные результаты этого боя Цезарь подчеркивает: "В этом сражении было убито из наших всадников 74 человека, в том числе храбрый и очень знатный аквитанец Пизон, дед которого был некогда царем своего народа и получил от нашего сената титул друга" (гл. 12). Далее Цезарь рассказывает о героической гибели Пизона и его брата, которые оба погибли, спасая друг друга, и только после этого отступления переходит к решительному оправданию своих действий: "После этого сражения Цезарь считал уже совершенно недопустимым выслушивать послов и принимать какие-либо предложения от людей, которые сначала лживо и коварно просили мира, а затем сами, без всякого повода, открыли военные действия ... Он сообщил легатам и квесторам свое решение не терять ни одного удобного дня для сражения. Но тут весьма кстати случилось, что на следующий день к Цезарю в лагерь явились в большом количестве - столь же вероломно и лицемерно - германцы вместе со своими князьями и старейшинами будто бы для извинения в том, что их люди завязали сражение вопреки соглашению и их собственной просьбе, а также для того, чтобы по возможности обманно выпросить себе новую отсрочку. Цезарь был очень рад, что они попались ему в руки и приказал их задержать, сам же выступил со всем своим войском из лагеря..." (гл. 13). Захваченные врасплох, германцы были разбиты на голову; немногие из них "завязали сражение между обозными телегами; но вся остальная масса, состоявшая из женщин и детей, бросилась бежать врассыпную; в погоню за ними Цезарь послал конницу..." (гл. 14). Многие погибли в Рейне, "не справившись ни со своим страхом и утомлением, ни с силой течения. Наши все до одного, за исключением весьма немногих раненых, благополучно вернулись в лагерь, избавившись от очень опасной войны, так как число неприятелей доходило до 430 тысяч человек" (гл. 15).

Ясно, что на самом деле основные силы германцев вовсе не "открывали военных действий" и что сражение совершенно сознательно, подготовив все заранее, начал Цезарь. Однако приведенные выше отрывки, в которых субъективность освещения событий несомненна, в полном тексте тонут среди подробного спокойного повествования. По-видимому, сомнения Катона в справедливости поступков Цезаря были достаточно обоснованы, хотя и точка зрения Цезаря, что полчища германцев, перешедших в Галлию, могут угрожать Риму, тоже имела за собой грозные исторические примеры.

Однако Цезарю недостаточно было оправдать себя по поводу этой битвы, ему надо было доказать необходимость экспедиции за Рейн. К этому он и переходит и изображает ее не только как необходимую для Рима, но и предпринятую им в целях защиты союзного племени убиев: "По окончании войны с германцами Цезарь по многим причинам счел необходимым переправиться через Рейн. Важнейшей из них было желание внушить германцам... страх за их собственные владения... Наконец, убии... теперь настойчиво просили помочь им против притеснений со стороны свевов... и обещали большое число кораблей для переправы войска... Но переправу на судах Цезарь считал небезопасной и не соответствующей его личной чести и достоинству римского народа" (гл. 16-17). Первый мотив был, конечно, существенное; "союзники" убии могли утопить римское войско в Рейне или, перевезя его на другой берег, отрезать ему отступление. Далее начинается знаменитый рассказ о невероятно быстрой - в 10 дней - постройке моста через Рейн. За Рейном Цезарь провел 18 дней и, узнав, что свевы собираются обороняться и "полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа, он вернулся в Галлию и снес мост" (гл. 19).

Этот отрывок приведен нами так подробно как чрезвычайно типичный для всей писательской манеры повествования Цезаря, которая под кажущимся беспристрастным хронологизмом скрывает явное намерение оправдать все свои действия. В данном случае это ему, несмотря на все старания, все же удается не вполне.

Несколько сходный эпизод имеется и во II книге, где рассказано, как после нарушения адуатуками условий капитуляции "Цезарь приказал всю военную добычу с этого города продать с аукциона. Число проданных жителей, о котором ему было доложено покупщиками, было 53 000 человек" (II, 33). Не раз говорит Цезарь и о своем недоверии к послам других народов, даже к послам своих друзей эдуев, отпавших от Рима во время восстания Верцингеторига. "Втайне они задумывали войну и посылали для этой цели посольства к прочим общинам... Все это Цезарь хорошо понимал. Тем не менее он отвечал послам со всей ласковостью, на которую был способен: из-за глупости и легкомыслия черни он не намерен... лишать эдуев своего обычного благоволения" (VII, 43). Но по отношению к римским послам Цезарь требует безусловного уважения: когда венеты "задержали Силия и Велания" и "отправили к Крассу посольство с предложением вернуть им заложников, если он желает получить назад своих людей" (III, 8), Цезарь немедленно начал войну и, победоносно закончив ее, "решил строго покарать венетов, чтобы на будущее время варвары относились с большим уважением к праву послов, и приказал весь их сенат казнить, а всех остальных продать с аукциона" (III, 16).

Итак, все, что делает Цезарь, направлено, по его словам, только к славе Рима, только о ней он и заботится.

Однако нигде не прибегая к явному самовосхвалению, Цезарь, чтобы сообщить своему повествованию характер полной правдивости, не скрывает и своих неудач и рассказывает о них так же подробно, как и о своих успехах. Одним из наиболее интересных и драматических эпизодов в его "Заметках" является описание тяжелого поражения Котты и Сабина, попавших в ловушку князя галльского племени эбуронов Амбиорига (V, 27-37). Сжатый рассказ о гибели легиона рассчитан на сильное впечатление, причем Цезарь отмечает различное поведение двух вождей - растерянность Сабина и доблесть Котты, но воздерживается от какого бы то ни было проявления чувства. "Сабина окружили и убили. Тогда эбуроны по своему обыкновению закричали: "Победа! Победа!" и, бросившись с диким воем на наших, прорвали их ряды. Здесь был убит с оружием в руках Котта и большая часть его отряда. Остальные отступили в лагерь, перед этим ими покинутый. Из них орлоносец Л. Петросидий, теснимый массой врагов, бросил орла через вал в лагерь, а сам с чрезвычайной храбростью сражался перед лагерем, пока не был убит.

Они с трудом выдерживали штурм вплоть до ночи, а ночью, потеряв всякую надежду на спасение, все до одного покончили с собой. Лишь немногие спаслись из сражения, после блужданий по лесам добрались до зимнего лагеря легата Т. Лабиена и принесли ему вести о случившемся" (V, 37).

Цезарь не скрывает даже того, что его воины не всегда бывают бесстрашны. "Только что набранные солдаты, - говорит он, - без боевой опытности, глядят военному трибуну и центурионам в глаза и ждут их указаний. Нет такого храброго человека, которого неожиданность не смутила бы" (VI, 39). Все же гораздо чаще он подчеркивает ту исключительную храбрость, с которой сражались "наши" (nostri), - это то единственное употребление первого лица, которое Цезарь позволяет себе.

Так, при нападении нервиев на зимний лагерь Квинта Цицерона, ответившего их послам, что "римский народ не привык принимать условий от вооруженных врагов" (V, 41), "наши солдаты проявили замечательную храбрость и присутствие духа: хотя их со всех сторон палил огонь и снаряды сыпались на них градом и хотя они видели, что горит весь обоз и всё их имущество - не только никто не отходил от вала, чтобы совсем его покинуть, но почти никто даже не оглядывался, а все сражались с необыкновенным ожесточением и отвагой" (V, 43).

В свое повествование Цезарь охотно вводит эпизоды, повествующие о подвигах отдельных людей. В его рассказе всегда точно приводятся имена римских военачальников, притом не только легатов и военных трибунов, но и центурионов, что, конечно, было мощным средством для приобретения популярности среди воинов. Из военачальников особенно часто упоминаются Тит Лабиен, впоследствии изменивший Цезарю, и младший брат Цицерона, Квинт, к которому Цезарь относился в это время очень благосклонно. Весьма вероятно, что и упоминания имен отдельных лиц, состоявших в высоких чинах, и их заслуг тоже делалось с определенной целью - завоевать себе сторонников не только в войске, но и в Риме, среди их приверженцев и друзей. Похвалы же низшим чинам тоже были в известной степени приемом демагогическим; конечно, это не исключает и того, что Цезарь любил свое войско и гордился его успехами. С точки зрения литературной такие эпизоды сильно оживляют повествование. Таков, например, рассказ о двух центурионах Пулионе и Ворене, между которыми был постоянный спор о том, кто из них заслуживает предпочтения для получения первого ранга, и которые в бою спасли друг другу жизнь, так что "нельзя было решить, кого из них следует признать храбрей другого" (V, 44) ; или рассказ о тяжело раненном центурионе Секстин Бакуле, который "уже пятый день не принимал пищи", по первым бросился на защиту ворот лагеря Цицерона, "лишился чувств от многих тяжелых ран, и его с трудом спасли, передавая с рук на руки" (VI, 38). Наиболее сильный эпизод такого рода - рассказ об орлоносце, прыгнувшем с корабля в воду перед высадкой на британский берег. Он "обратился с мольбой к богам, чтобы его поступок принес счастье легиону и сказал: "Прыгайте, солдаты, если не хотите предать орла врагам, а я во всяком случае исполню свой долг перед родиной и императором". С этим громким призывом он бросился с корабля и пошел с орлом на врагов. Тогда наши ободрили друг друга и, чтобы не навлекать на себя великого позора, все до одного спрыгнули с корабля" (IV, 25). Цезарь отмечает, однако, не только храбрость своих воинов, но и выдающуюся храбрость врагов. При осаде Алезии, когда римляне подвезли к воротам башню, "один галл бросал по направлению к башне в огонь передаваемые ему из рук в руки комки сала и смолы. Пораженный в правый бок выстрелом из скорпиона, он пал бездыханным. Один из его соседей перешагнул через его труп и продолжал его дело; он точно так же был убит выстрелом из скорпиона, его сменил третий, третьего - четвертый. И этот пункт только тогда был очищен, когда... сражение вообще закончилось" (VII, 25). Из приведенных примеров видно, насколько искусно умел Цезарь изображать события так, как это было ему нужно, и так, чтобы они производили максимальное впечатление и давали читателю представление о тех страшных опасностях, каким подвергаются римляне в Галлии и от каких они своей жизнью защищают Рим, и о тех победах, которые они одерживают. Цезарь достигал своей цели. Не раз назначались в Риме благодарственные молебствия богам после известий о его завоеваниях, о чем Цезарь тоже трижды упоминает в "Записках" (II, 35; IV, 38; VII, 90). Только крайние консервативные республиканцы, как Катон, продолжали относиться к нему холодно и враждебно; более впечатлительный и неустойчивый Цицерон, гордившийся успехами брата и уже озабоченный сохранением хороших отношений с Цезарем, в своей речи "О консульских провинциях" передает отголоски тех восторгов, которые деятельность Цезаря вызывала в Риме.

"Цезарь счел нужным не только воевать с теми, кто с оружием в руках восставал против римлян, но покорить всю Галлию... Теперь наше государство кончается там же, где кончаются и эти страны... Пусть теперь падут Альпы! Ибо по ту сторону этих гор до самого океана нет ничего, чего бы Италия должна была страшиться" ("О консульских провинциях", 13-14).

Однако сомнения в том, действительно ли вполне правдив рассказ Цезаря о событиях в Галлии, возникли, по-видимому, довольно скоро после его смерти. Светоний передает мнение Асиния Поллиона, близко стоявшего к Цезарю, правда, не в Галльской, а в гражданской войне. Он говорит, что "Записки" составлены не очень внимательно и с недостаточным соблюдением истины, ввиду того что Цезарь легкомысленно верил многому, что якобы было совершено другими; "а то, что он сам совершил, он изобразил неправильно, либо с определенным намерением, либо потому, что это выпало из его памяти" (Светоний, "Цезарь", 56).

Освещение событий со своей точки зрения Цезарь дает не только в ходе самого повествования, но и в речах, которые имеют немалое значение в "Записках о Галльской войне". В манере античной историографии они сочинены самим Цезарем соответственно той общей ситуации, о которой в данном месте идет речь, а также в согласии с его личными политическими целями. Обмен речами между Ариовистом и Цезарем - наиболее яркий пример тенденциозности речей в "Записках", но если под этим углом зрения, в связи с исторической обстановкой, рассмотреть все приводимые речи, то могут открыться и другие важные указания на политические отношения последнего десятилетия перед гражданской войной.

Довольно значительным элементом в "Записках" Цезаря являются географические и этнографические сведения. Галлию Цезарь знал хорошо, а за точное указание собственных имен лиц и местностей ему должны быть благодарны как лингвисты-кельтоведы, так и специалисты по топонимике Франции. Германию он знает значительно хуже и сообщает о ней даже некоторые фантастические сведения, как, например, о существовании там оленя-единорога.

Значительно ценнее и интереснее его сообщения этнографического характера - о быте галлов и германцев. Конечно, и в них имеется определенная тенденция, присущая колонизаторам, - изобразить галлов детьми, требующими опеки. Цезарь относится к ним снисходительно, по уважение к ним чувствует только в некоторых случаях, когда они проявляют храбрость в бою. К германцам он относится серьезнее, считая их, по-видимому, более опасными врагами.

Все этнографические описания, приводимые Цезарем (особенно характеристика галлов и германцев, VI, 11-24), высоко ценятся историками, и в значительной степени именно на основании их Ф. Энгельсом написаны блестящие главы о "высшей ступени варварства" в "Происхождении семьи, частной собственности и государства". Чрезвычайно существенным считается сообщение Цезаря о ежегодном переделе земли у свевов (IV, 1), о низком уровне земледелия у германцев (VI, 23), очень важны сведения о существовании "группового брака" у жителей Британии (V, 14).

Для специалистов по истории стратегии и военной техники "Записки о Галльской войне" представляют тоже немалый интерес. С увлечением знатока Цезарь описывает способы боя, расстановку войск, систему постройки укреплений (например, VIT, 72-75), а его описание наведения моста через Рейн (IV, 17) издавна привлекало внимание инженеров. Хорошо известно, что "Записки" Цезаря были одной из любимых книг Суворова.

За всеми этими внешними подробностями в "Записках о Галльской· войне" образ самого Цезаря скрывается. Он выступает в самые решающие моменты, он спешит на помощь своим, когда они попадают в беду, он дружелюбен и милостив к галлам-союзникам и беспощаден к врагам.

Но в этом первом сочинении Цезаря еще нет портрета с теми чертами, которые Цезарь сознательно хотел закрепить за своим образом. Это он делает в "Записках о гражданской войне".

Книга первая

География Галлии (гл. 1).

Поход против гельветов (гл. 2–29).

Поход против Ариовиста (гл. 30–54)

I

Галлия по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут бельги , в другой – аквитаны , в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем – галлами . Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами. Галлов отделяет от аквитанов река Гарумна, а от бельгов – Матрона и Секвана. Самые храбрые из них – бельги, так как они живут дальше всех других от Провинции с ее культурной и просвещенной жизнью; кроме того, у них крайне редко бывают купцы, особенно с такими вещами, которые влекут за собою изнеженность духа; наконец, они живут в ближайшем соседстве с зарейнскими германцами, с которыми ведут непрерывные войны. По этой же причине и гельветы превосходят остальных галлов храбростью: они почти ежедневно сражаются с германцами, либо отбивая их вторжения в свою страну, либо воюя на их территории. Та часть, которую, как мы сказали, занимают галлы, начинается у реки Родана и ее границами служат река Гарумна, Океан и страна бельгов; но со стороны секванов и гельветов она примыкает также к реке Рейну. Она тянется к северу. Страна бельгов начинается у самой дальней границы Галлии и доходит до нижнего Рейна. Она обращена на северо-восток. Аквитания идет от реки Гарумны до Пиренейских гор и до той части Океана, которая омывает Испанию. Она лежит на северо-запад.

II

У гельветов первое место по своей знатности и богатству занимал Оргеториг. Страстно стремясь к царской власти, он, в консульство М. Мессалы и М. Писона, вступил в тайное соглашение со знатью и убедил общину выселиться всем народом из своей земли: так как гельветы, говорил он, превосходят всех своей храбростью, то им нетрудно овладеть верховной властью над всей Галлией. Склонить на это гельветов было для него тем легче, что по природным условиям своей страны они отовсюду стеснены: с одной стороны весьма широкой и глубокой рекой Рейном, которая отделяет область гельветов от Германии, с другой – очень высоким хребтом Юрой – между секванами и гельветами, с третьей – Леманнским озером и рекой Роданом, отделяющей нашу Провинцию от гельветов. Все это мешало им расширять район своих набегов и вторгаться в земли соседей: как люди воинственные, они этим очень огорчались. Они полагали, что при их многолюдстве, военной славе и храбрости им было слишком тесно на своей земле, которая простиралась на двести сорок миль в длину и на сто шестьдесят в ширину.

III

Эти основания, а также авторитет Оргеторига склонили их к решению приготовить все необходимое для похода, скупить возможно большее количество вьючных животных и телег, засеять как можно больше земли, чтобы на походе было достаточно хлеба, и укрепить мирные и дружественные отношения с соседними общинами. Для выполнения всех этих задач, по их мнению, довольно было двух лет, а на третий год должно было состояться, по постановлению их народного собрания, поголовное выселение. Оргеториг взял на себя посольство к общинам. Во время этой поездки он убеждает секвана Кастика, сына Катаманталеда, который много лет был царем секванов и имел от нашего сената титул друга римского народа, захватить в своей общине царскую власть, которая раньше была в руках его отца; к такой же попытке он склоняет и эдуя Думнорига, брата Дивитиака, который в то время занимал в своей общине высшую должность и был очень любим простым народом. За Думнорига он, кроме того, выдает замуж свою дочь. Оргеториг доказывает им, что эти попытки очень легко осуществимы, так как сам он должен получить верховную власть в своей общине, а гельветы, несомненно, самый сильный народ в Галлии; он ручается, что при своих средствах и военной силе обеспечит им царскую власть. Под влиянием подобных речей они дают друг другу клятвенные обязательства и надеются, что после захвата царской власти они овладеют всей Галлией при помощи трех самых сильных и могущественных народов.

IV

Но об этих замыслах гельветы узнали через доносчиков. Согласно со своими нравами они заставили Оргеторига отвечать перед судом в оковах. В случае осуждения ему предстояла смертная казнь посредством сожжения. Но в назначенный для суда день Оргеториг отовсюду собрал на суд всех своих крепостных, около десяти тысяч человек, а также приказал явиться всем своим клиентам и должникам, которых у него было много; при помощи всех этих людей он избавился от необходимости защищаться на суде. Когда возмущенная этим община пыталась вооруженной силой осуществить свое право и власти стали набирать народ из деревень, Оргеториг умер; по мнению гельветов, есть основания подозревать, что он покончил с собой.

V

После его смерти гельветы тем не менее продолжали заботиться о выполнении своего решения выселиться всем народом. Как только они пришли к убеждению, что у них все для этой цели готово, они сожгли все свои города числом до двенадцати, села числом около четырехсот и, сверх того, все частные хутора, сожгли и весь хлеб, за исключением того, который должны были взять с собой на дорогу, – с тем чтобы не иметь уже никаких надежд на возвращение домой и, таким образом, быть более готовыми на какие угодно опасности: каждому приказано было взять с собой муки на три месяца. Они уговорили также своих соседей – рауриков , тулингов и латовиков – сжечь, подобно им, свои города и села и двинуться вместе с ними. Наконец, они приняли к себе и включили в число своих союзников также боев , которые поселились за Рейном, затем перешли в Норик и осаждали Норею.

VI

Было вообще два пути, по которым гельветы могли выступить из своей страны: один узкий и трудный – через область секванов, между Юрой и Роданом, по которому с трудом может проходить одна телега в ряд; кроме того, над ним нависали весьма высокие горы, так что даже очень небольшой отряд легко мог загородить дорогу; другой шел через нашу Провинцию и был гораздо легче и удобнее, так как между гельветами и недавно покоренными аллоброгами течет река Родан, в некоторых местах проходимая вброд. Самый дальний от нас город аллоброгов в ближайшем соседстве с гельветами – Генава. Из этого города идет мост в страну гельветов. Они были уверены в том, что либо уговорят все еще не примирившихся с римской властью аллоброгов, или же заставят силой дать свободный проход через их землю. Приготовив все необходимое для похода, они назначают срок для общего сбора на берегу Родана. Это был пятый день до апрельских Календ, в год консульства Л. Писона и А. Габивия.

VII

При известии о том, что гельветы пытаются идти через нашу Провинцию, Цезарь ускорил свой отъезд из Рима, двинулся самым скорым маршем в Дальнюю Галлию и прибыл в Генаву. Во всей Провинции он приказал произвести усиленный набор (вообще же в Дальней Галлии стоял только один легион) и разрушить мост у Генавы. Как только гельветы узнали о его прибытии, они отправили к нему послами знатнейших людей своего племени. Во главе посольства стояли Наммей и Веруклетий. Они должны были заявить, что гельветы имеют в виду пройти через Провинцию без всякого для нее вреда, так как никакого другого пути у них нет, и просят его соизволения на это. Но так как Цезарь помнил, что гельветы убили консула Л. Кассия, разбили его армию и провели ее под ярмо, то он не считал возможным согласиться на их проход: он понимал, что люди, враждебно настроенные, в случае разрешения пройти через Провинцию не воздержатся от причинения вреда и насилий. Однако, чтобы выиграть время до прихода набранных солдат, он ответил послам, что ему нужно будет время, чтобы об этом подумать; если им угодно, то пусть они снова явятся к апрельским Идам.

VIII

Тем временем, при помощи бывшего при нем легиона и солдат, которые уже собрались из Провинции, он провел от Леманнского озера, которое изливается в реку Родан, до хребта Юры, разделяющего области секванов и гельветов, вал на протяжении девятнадцати миль в шестнадцать футов высотой и ров. По окончании этих сооружений он расставил вдоль их посты и заложил сильные редуты, чтобы тем легче задержать врагов в случае их попытки пройти против его воли. Как только наступил условленный с послами день и они снова к нему явились, он объявил им, что, согласно с римскими обычаями и историческими прецедентами, он никому не может разрешить проход через Провинцию, а если они попытаются сделать это силой, то он сумеет их удержать. Гельветы, обманувшись в своих надеждах, стали делать попытки, иногда днем, а чаще ночью, прорваться частью на связанных попарно судах и построенных для этой цели многочисленных плотах, отчасти вброд, в самых мелких местах Родана. Но мощь наших укреплений, атаки наших солдат и обстрелы каждый раз отгоняли их и в конце концов заставили отказаться от их попыток.

IX

Оставался единственный путь через страну секванов, по которому, однако, гельветы не могли двигаться, вследствие его узости, без разрешения секванов. Так как им самим не удалось склонить последних на свою сторону, то они отправили послов к эдую Думноригу, чтобы при его посредстве добиться согласия секванов. Думнориг, благодаря своему личному авторитету и щедрости, имел большой вес у секванов и вместе с тем был дружен с гельветами, так как его жена, дочь Оргеторига, была из их племени; кроме того, из жажды царской власти он стремился к перевороту и желал обязать себе своими услугами как можно больше племен. Поэтому он берет на себя это дело, добивается у секванов разрешения для гельветов на проход через их страну и устраивает между ними обмен заложниками на том условии, что секваны не будут задерживать движения гельветов, а гельветы будут идти без вреда для страны и без насилий.

X

Цезарю дали знать, что гельветы намереваются двигаться через области секванов и эдуев в страну сантонов , лежащую недалеко от области толосатов , которая находится уже в Провинции. Он понимал, что в таком случае для Провинции будет очень опасно иметь своими соседями в местности открытой и очень хлебородной людей воинственных и враждебных римлянам. Поэтому он назначил комендантом построенного им укрепления своего легата Т. Лабиэна, а сам поспешил в Италию, набрал там два легиона, вывел из зимнего лагеря еще три зимовавших в окрестностях Аквилеи и с этими пятью легионами быстро двинулся кратчайшими путями через Альпы в Дальнюю Галлию. Здесь кеутроны , грайокелы и катуриги , заняв возвышенности, пытались загородить путь нашей армии, но были разбиты в нескольких сражениях, и на седьмой день Цезарь достиг – от самого дальнего в Ближней Галлии города Окела – области воконтиев в Дальней Провинции. Оттуда он повел войско в страну аллоброгов, а от них к сегусиавам. Это – первое племя за Роданом вне Провинции.

XI

Гельветы уже перевели свои силы через ущелье и область секванов, уже пришли в страну эдуев и начали опустошать их поля. Так как эдуи не были в состоянии защищать себя и свое имущество, то они отправили к Цезарю послов с просьбой о помощи: эдуи, говорили послы, при каждом удобном случае оказывали римскому народу такие важные услуги, что не следовало бы допускать – почти что на глазах римского войска! – опустошения их полей, увода в рабство их детей, завоевания их городов. Единовременно с эдуями их друзья и ближайшие родичи амбарры известили Цезаря, что их поля опустошены и им нелегко защищать свои города от нападений врагов. И аллоброги, имевшие за Роданом поселки и земельные участки, спаслись бегством к Цезарю и заявили, что у них осталась лишь голая земля. Все это привело Цезаря к решению не дожидаться, пока гельветы истребят все имущество союзников и дойдут до земли сантонов.

XII

По земле эдуев и секванов протекает и впадает в Родан река Арар. Ее течение поразительно медленно, так что невозможно разглядеть, в каком направлении она течет. Гельветы переправлялись через нее на плотах и связанных попарно челноках. Как только Цезарь узнал от разведчиков, что гельветы перевели через эту реку уже три четверти своих сил, а около одной четверти осталось по сю сторону Арара, он выступил из лагеря в третью стражу с тремя легионами и нагнал ту часть, которая еще не перешла через реку. Так как гельветы не были готовы к бою и не ожидали нападения, то он многих из них положил на месте, остальные бросились бежать и укрылись в ближайших лесах. Этот паг назывался Тигуринским (надо сказать, что весь народ гельветский делится на четыре пага). Это и есть единственный паг, который некогда на памяти отцов ваших выступил из своей земли, убил консула Л. Кассия и его армию провел под ярмо. Таким образом, произошло ли это случайно или промыслом бессмертных богов, во всяком случае, та часть гельветского племени, которая когда-то нанесла римскому народу крупные поражения, первая и поплатилась. Этим Цезарь отомстил не только за римское государство, но и за себя лично, так как в упомянутом сражении тигуринцы убили вместе с Кассием его легата Л. Писона, деда Цезарева тестя Л. Писона.

XIII

Чтобы догнать после этого сражения остальные силы гельветов, Цезарь распорядился построить на Араре мост и по нему перевел свое войско. Его внезапное приближение поразило гельветов, так как они увидели, что он в один день осуществил переправу, которая удалась им едва-едва в двадцать дней. Поэтому они отправили к нему послов. Во главе их был князь Дивикон, который когда-то был вождем гельветов в войне с Кассием. Он начал такую речь к Цезарю: если римский народ желает мира с гельветами, то они пойдут туда и будут жить там, где он им укажет места для поселения; но если Цезарь намерен продолжать войну с ними, то пусть он вспомнит о прежнем поражении римлян и об унаследованной от предков храбрости гельветов. Если он неожиданно напал на один паг в то время, как переправлявшиеся не могли подать помощи своим, то пусть он не приписывает эту удачу главным образом своей доблести и к ним не относится свысока. От своих отцов и дедов они научились тому, чтобы в сражениях полагаться только на храбрость, а не прибегать к хитростям и засадам. Поэтому пусть он не доводит дела до того, чтобы то место, на котором они теперь стоят, получило название и известность от поражения римлян и уничтожения их армии.

XIV

Цезарь дал им такой ответ: он тем менее колеблется, что твердо держит в памяти то происшествие, на которое ссылались гельветские послы, и тем более им огорчен, чем менее оно было заслужено римским народом. Ведь если бы римляне сознавали себя виновными в какой-либо несправедливости, то им нетрудно было бы остеречься; но они ошиблись именно потому, что их действия не давали им повода к опасениям, а бояться без причины они не находили нужным. Итак, если он даже и готов забыть о прежнем позоре, неужели он может изгладить из своей памяти недавнее правонарушение, именно что гельветы против его воли попытались силой пройти через Провинцию и причинили много беспокойства эдуям, амбаррам, аллоброгам? К тому же сводится их надменное хвастовство своей победой и удивление, что так долго остаются безнаказанными причиненные ими обиды. Но ведь бессмертные боги любят давать иногда тем, кого они желают покарать за преступления, большое благополучие и продолжительную безнаказанность, чтобы с переменой судьбы было тяжелее их горе. При всем том, однако, если они дадут ему заложников в удостоверение готовности исполнить свои обещания и если удовлетворят эдуев за обиды, причиненные им и их союзникам, а также аллоброгов, то он согласен на мир с ними. Дивикон отвечал: гельветы научились у своих предков брать заложников и не давать их; этому сам римский народ свидетель. С этим ответом он удалился.

XV

На следующий день они снялись отсюда с лагеря. Цезарь сделал то же самое и для наблюдения над маршрутом неприятелей выслал вперед всю конницу, числом около четырех тысяч человек, которых он набрал во всей Провинции, а также у эдуев и их союзников. Всадники, увлекшись преследованием арьергарда, завязали на невыгодной позиции сражение с гельветской конницей, в котором потеряли несколько человек убитыми. Так как гельветы всего только с пятьюстами всадников отбросили такую многочисленную конницу, то это сражение подняло в них дух, и они стали по временам смелее давать отпор и беспокоить наших нападениями своего арьергарда. Но Цезарь удерживал своих солдат от сражения и пока ограничивался тем, что не давал врагу грабить и добывать фураж. И вот обе стороны двигались около пятнадцати дней так, что расстояние между неприятельским арьергардом и нашим авангардом было не больше пяти или шести миль.

XVI

Между тем Цезарь каждый день требовал от эдуев хлеба, официально ими обещанного. При упомянутом северном положении Галлии, вследствие холодного климата, не только еще не созрел хлеб на полях, но даже и фуража было недостаточно; а тем хлебом, который он подвез по реке Арару на судах, он почти не мог пользоваться, так как гельветы свернули в сторону от Арара, а он не хотел упускать их из виду. Эдуи оттягивали дело со дня на день, уверяя его, что хлеб собирается, свозится, уже готов. Цезарь понял, что его уж очень долго обманывают; а между тем наступал срок распределения хлеба между солдатами. Тогда он созвал эдуйских князей, которых было много в его лагере. В числе их были, между прочим, Дивитиак и Лиск. Последний был в то время верховным правителем, который называется у эдуев вергобретом, избирается на год и имеет над своими согражданами право жизни и смерти. Цезарь предъявил им тяжкие обвинения в том, что, когда хлеба нельзя ни купить, ни взять с полей, в такое тяжелое время, при такой близости врагов они ему не помогают, а между тем он решился на эту войну главным образом по их просьбе; но еще более он жаловался на то, что ему вообще изменили.

XVII

Только тогда, после речи Цезаря, Лиск высказал то, о чем раньше молчал. Есть известные люди, говорил он, очень авторитетные и популярные у простого народа, личное влияние которых сильнее, чем у самих властей. Вот они-то своими мятежными и злостными речами и отпугивают народ от обязательной для него доставки хлеба; раз уж эдуи, говорят они, не могут стать во главе Галлии, то все же лучше покориться галлам, чем римлянам: ведь если римляне победят гельветов, то они, несомненно, поработят эдуев так же, как и остальных галлов. Те же агитаторы выдают врагам наши планы и все, что делается в лагере; обуздать их он, Лиск, не может. Мало того, он понимает, какой опасности он подверг себя вынужденным сообщением Цезарю того, что он обязан был сообщить; вот почему он, пока только можно было, молчал.

XVIII

Цезарь понимал, что Лиск намекает на Думнорига, брата Дивитиака, но, не желая дальнейших рассуждений об этом в присутствии большого количества свидетелей, он немедленно распустил собрание и удержал при себе только Лиска. Его он стал расспрашивать наедине по поводу сказанного в собрании. Тот говорит откровеннее и смелее. О том же Цезарь спросил с глазу на глаз и у других и убедился в истине слов Лиска: это и есть Думнориг, говорят они, человек очень смелый, благодаря своей щедрости весьма популярный в народе и очень склонный к перевороту. Много лет подряд у него были на откупу пошлины и все остальные государственные доходы эдуев за ничтожную цену, так как на торгах никто в его присутствии не осмеливается предлагать больше, чем он. Этим он и сам лично обогатился, и приобрел большие средства для своих щедрых раздач. Он постоянно содержит на свой собственный счет и имеет при себе большую конницу и весьма влиятелен не только у себя на родине, но и у соседних племен. Кроме того, для укрепления своего могущества он отдал свою мать замуж за очень сильного князя битуригов , сам взял себе жену из племени гельветов, сестру по матери и других родственниц выдал замуж в другие общины. Благодаря этому свойству он очень расположен к гельветам, а к Цезарю и к римлянам питает, помимо всего прочего, личную ненависть, так как их приход ослабил его могущество и возвратил прежнее влияние и сан брату его Дивитиаку. Если римлян постигнет несчастье, то это даст ему самые верные гарантии при поддержке гельветов овладеть царской властью; но если утвердится римская власть, то ему придется оставить всякую надежду не только на царство, но даже на сохранение того влияния, которым он теперь пользуется. В своих расспросах Цезарь узнал также и о том, что в неудачном конном сражении, бывшем несколько дней тому назад, первыми побежали Думнориг и его всадники (Думнориг был как раз командиром вспомогательного конного отряда, присланного эдуями Цезарю), а их бегство вызвало панику и в остальной коннице.

Кеутроны (Ceutrones): а) галльское альпийское племя в Провинции, в теперешнем dép. Savoie; б) бельгийское племя, клиенты нервиев, жившие по левому берегу Шельды.

Катуриги (Caturiges) – галльское племя в Провинции, имя которого еще сохранилось за современным местечком Chorges, dép. Hautes Alpes в бывшей провинции Le Dauphiné.

Гай Юлий Цезарь

Записки о Галльской войне

Вступление

ДАТЫ ЖИЗНИ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ

100 г. Родился 12 июля – в месяц, названный впоследствии его именем. Сын С. Юлия Цезаря и Аурелии.

86 г. Избран жрецом Юпитера (главным жрецом) при помощи дяди С. Мария.

84 г. Женился (1-й раз) на дочери Л. Цинны Корнелии.

80 г. Удостоился награды «дубовый венок» за спасение жизни римлян при штурме Митилены.

78 г. Подвергся преследованию Долабеллы за вымогательство.

76 г. Захвачен пиратами. Избран военным трибуном.

74 г. Набрал отряд добровольцев на Родосе и поддержал Карию против Митридата.

68 г. Послан квестором в Испанию поправить финансы страны.

67 г. Женился (2-й раз) на кузине Помпея Помпее. Помог провести Закон Габиния, ставивший Помпея во главе борьбы со средиземноморскими пиратами.

66 г. Поддержал Закон Манилия, ставивший Помпея во главе борьбы с Митридатом.

65 г. На должности эдила организовал пышные народные зрелища.

63 г. Избран Главным понтификом. Выступил в сенатских дебатах вокруг сообщников-заговорщиков Катилины.

62 г. Претор: временно отстранен сенатом от выполнения обязанностей за оппозицию, но немедленно восстановлен в должности с соответствующими извинениями.

61 г. Наместник, в качестве пропретора Дальней Испании. Нанес несколько поражений лузитанам.

60 г. Сформировал с Помпеем и Крассом первый триумвират.

59 г. Консул (впервые) вместе с Бибулом. Назначен наместником в качестве проконсула Цизальпинской Галлии, Нарбонской Галлии (Провинция) и Иллирии на пять лет, то есть с 1 марта 59 по 28 февраля 54 г. Женился (3-й раз) на Кальпурнии, дочери Л. Кальпурния Пизона. Дочь Цезаря Юлия выходит замуж за Помпея.

58–51 гг. Военные походы в Галлии, Германии и Британии.

56 г. Встреча триумвиров в Лукке: наместничество Цезаря продлено на пять лет, то есть до конца февраля 49 г.

55 г. Помпей и Красе – консулы.

54 г. Смерть Юлии.

53 г. Гибель Красса после битвы с парфянами при Каррах.

51–50 гг. н. э. Споры в Риме вокруг наместничества Цезаря и второго консульства.

49 г. Сенат постановил, чтобы Цезарь распустил свою армию. Однако он пересек реку Рубикон, что означало гражданскую войну. Диктатор (впервые) на одиннадцать дней.

48 г. Консул (повторно). Нанес поражение Помпею в битве при Фарсале в Фессалии. Диктатор (повторно) до конца 46 г.

47–48 гг. Гибель Помпея. Усмирение Египта: Цезаря едва не убили в Александрии. Усмирение Малой Азии после победы Цезаря при Зеле («Пришел, увидел, победил») в сражении против боспорского царя Фарнака (сына Митридата VI Евпатора).

46 г. Консул (в третий раз). Война в Северной Африке: в битве при Тапсе Цезарь побеждает сторонников Помпея. Диктатор (в третий раз) на десять лет.

45 г. Единоличный консул (в четвертый раз). Диктатор. Война в Испании. В битве при Мунде Цезарь побеждает сыновей Помпея (Гнея и Секста) и их войска. Триумф Цезаря. Дальнейшие почести и должности. Звание «император», звание «отец отечества». Пожизненный диктатор и трибун. Пожизненный префект (цензор).

44 г. Диктатор. 15 февраля на луперкалиях, празднествах в честь Фавна (бог Фавн, покровитель стад, имел прозвище Луперкус, то есть защитник от волков) отверг корону. Убит 15 марта.

Вышеприведенная хронология жизни Цезаря помогает понять, как он выдвинулся в лидеры в 60 году до и. э. и в течение девяти полных лет занимался покорением Галлии, как пять последних лет (49–44 гг. до и. э.) он правил полновластным монархом. В сорок лет он приобрел опыт руководства целым рядом общественных учреждений и в 59 году до и. э. был избран консулом. Он показал себя энергичным защитником народа в последовательной оппозиции сенату. Патриций из древнего рода Юлиев, он набирал опыт как наместник в Испании, успешно командовал войсками. Он стал ведущей силой первого триумвирата, хотя римлянам казалось до поры, что Помпей является величайшим деятелем из троих. Помпей творил чудеса в Азии, но при всех своих достижениях, как военных, так и дипломатических, принимавшихся ворчливо сенатом, он завидовал народной партии. По возвращении в Рим он оказался практически совершенно беспомощным. В истинно гражданском духе Помпей распустил армию, а без нее он утратил шанс на верховную власть. Несомненно, еще до возвращения Помпея Цезарь понял, что возвышение к власти его самого лежит через военные победы, которые расширили бы границы Римской державы. Помпей отправился на Восток. Цезарь искал удачу на Западе. Его дядя Марий сдерживал вторжения варваров в Нарбонской и Цизальпинской Галлии. Опасность опять же угрожала из-за Альп, и Цезарь понимал, что его долг и шанс отличиться находились там. Трибун собственной партии Цезаря, Ватиний, предложил назначить его на пять лет наместником в Цизальпинскую Галлию и соседнюю Иллирию – провинцию на северо-восточном углу Адриатики. Сенат прибавил к этому Нарбонскую Галлию. Помимо квестора Цезарь имел при своем военном совете десять легатов. В его экспедиционные силы отрядили четыре легиона.

Очередность и взаимосвязь походов, в ходе которых Цезарь завоевал Галлию, легко определить, прочитав краткое содержание каждой книги с привлечением карт Галлии. После оборонительных операций против гельветов и Ариовиста (книга 1) на юго-востоке Цезарь перешел в наступление. Вначале были покорены белги (книга 2) на севере, затем венеты и аквитаны (книга 3) на западе и юго-западе. Потом, для предотвращения новых вторжений в Галлию, были использованы легионы, форсировавшие Рейн и пролив между Европой и Британскими островами (книга 4). Вторая экспедиция в Британию (книга 5) обезопасила северо-запад Галлии от нападений из-за моря, но уже наблюдались грозные признаки разложения армии – убийство двух полководцев своими солдатами, яростные атаки на военные лагеря двух других. Военные операции следующего года (53 г. до н. э., книга 6) были направлены против северных племен, для чего следовало форсировать Рейн еще раз. Книга 7 полностью посвящена описанию грандиозного восстания галлов под предводительством Верцингеторига, в ходе которого племена Центральной Галлии, ведомые арвернами и даже поддержанные эдуями, осуществили отчаянную, но безуспешную попытку освободиться от власти Рима. В начале книги 8 нам сообщают, что «вся Галлия покорена», но было бы правильнее сказать (как в § 24), что «наиболее воинственные племена подчинены», поскольку еще оставалось несколько центров сопротивления и несколько вождей, которых следовало усмирить. Последние главы книги показывают, что в 50 году до н. э. в Галлии воцарилось спокойствие, но в Италии события стремительно и неотвратимо развивались в направлении гражданской войны. В январе 49 года Цезарь перешел реку Рубикон.